Когда я был маленьким, а это было в начале 60-х прошлого столетия, мы с родителями летом, практически каждый год, ездили в гости в Тобольск, где жили родители отца, а мои дедушка (Василий Ксенофонтович Черепанов 1894-1967) и бабушка (Лукерья Ксенофонтовна Черепанова 1899-1986). Их дом располагался на улице Алябьева, 91. Эта улица проходит вдоль подножия горы, ограничивая, таким образом, подгорную часть Тобольска вплоть до Прямского взвоза к Кремлю. Посещение частного дома с приусадебным участком для меня жителя городской квартиры в пятиэтажном доме было, конечно же, знаковым событием с массой новых впечатлений, открытий и нового житейского опыта. Главной особенностью приусадебного участка было то, что он резко взбирался в гору. Для подъема в верхнюю часть в глинистой почве были вырублены ступени, а наверху на небольшой полочке, с которой как со смотровой площадки, открывался вид на город, росли деревья – березы и пихты, полевые цветы, стояла деревянная лавочка, и даже иногда можно было найти грибы. В нижней части участка был огород и стоял дом, на склоне росли кусты малины, смородины и что-то еще. Дом отделял еще одну часть огорода, собственно главным в этой части был не огород, а пасека из более 20 ульев, которую держал дед, известный в то время по всему Тобольску пчеловод. Помню, что к нему ходили консультироваться многие начинающие, или те, кто хотел купить что-то из продукции: прополис, вощину и что-то еще. В дни, когда дед вынимал рамки из ульев, приходилось все время сидеть в доме, чтобы не быть ужаленным. Так как туалет был на улице, то расстояние до него, примерно в 10 метров, преодолевалось бегом пулей, и то иногда это не спасало от укусов. Конечно, мед был всегда в большом количестве и разный: чаще всего светло-желтый полевой, иногда белый – липовый, иногда темноватый – от цвета гречихи. Дом уже тогда состоял из нескольких частей. Та часть, в которой жили – была относительно новой, а к ней примыкал старый дом, который представлял собой помещение с хозяйством для пасеки – там стояла медогонка и стол для работы с рамками (на нем срезали воск с запечатанных сот, стояло корытце для срезок, и всякой другой работы). Эти срезки, называемые нами детьми – дырочки с медом, можно было пожевать (жевательных резинок тогда еще и в помине не было). Еще дальше располагался курятник, впрочем, к середине 60-х от кур отказались, так как это было хлопотным занятием содержать их, а может и по другим причинам. Жилая часть представляла собой помещение, в котором недалеко от входа, чуть левее, стояла традиционная русская печь, пространство перед ней с маленьким столиком у стены служило кухней, а если повернуть за печь и пройти дальше, можно было попасть в совсем крошечную спальню деда и бабушки, с иконами в дальнем верхнем углу. Из прохода можно было залезь на лежанку на печи – небольшую по размеру, но довольно просторную для ребенка. Там обычно лежали валенки, и сушились какие-то травы. Печь с прилегающим к ней пространством была вотчиной бабушки Луши. Каждое утро она пекла блины, которыми обязательно кормила всех по утрам. В сенках всегда стояла кастрюля с булочками, шаньгами или другими постряпушками. Если пройти прямо от входной двери мимо печки, попадешь в залу, так ее называли, комнату с общим столом, несколькими стульями и большими настенными часами с маятником, гирями и боем. Вот в этой комнате мы и спали по приезде на полу всем семейством. В начале же 60-х к этой новой части дома был сделан еще один пристрой – продолжение дома. Это была часть, которую сделал для своей семьи старший сын деда Васи – Василий Васильевич. В ноябре 1959 года у него родился сын Сергей, и еще через 5 лет дочь – Тоня. Вход в их часть был из основного дома – сразу направо. Входя туда вы попадали в небольшую прихожую в которой располагалась дверка круглой печи голландки для отопления этой части, налево вход в большую жилую комнату, а дальше по другую сторону голландки спальня дяди Васи и тети Кати. Надо сказать, что многое из мебели в доме было сделано своими руками. Рассказывали, что дедушка раньше был отличным краснодеревщиком, и это свое умение передал старшему сыну.
Настоящим приключением для меня во время пребывания в гостях оказывалось посещение чердачного помещения, почему-то в то время чердак называли «вышкой». Там в сундуках хранились старые игрушки, домашняя утварь, которую уже не использовали. Это были старинные утюги с угольным нагревом, приспособления для глажки белья (круглые деревянные валики и второй предмет в виде лапты с зазубринами, называемые валёк и рубель), самовары с медалями, сапоги и даже лапти, старые книги, половики и многое-многое другое.
От дома к калитке был сделан деревянный тротуар, а сбоку от выхода на улицу для детей была сооружена песочница. Конечно, в то время никаких водопроводов в городе не было. За водой (тогда говорили «по воду») ходили на угол улиц Алябьева и Дзержинского – не так далеко, но и не очень близко (вход по двор был в проулке, ведущем в гору. Бабушка частенько ходила с коромыслом, ну и мы тоже пробовали пользоваться им, хотя надо сказать, что для этого тоже нужен был некоторый опыт, чтобы ведра на нем не раскачивались, и вода не расплескивалась. Воду держали в большой бочке в сенках. Вдоль забора располагалась длинная поленница дров, заготавливаемых на зиму для отопления дома. Проулок в котором был вход на участок уходил дальше в гору и носил название какого-то взвоза, сейчас не помню какое. Но была и прямая тропинка, уходившая в кручу (по левой части, если смотреть вверх). По ней тоже, хотя и с большим трудом можно было вскарабкаться в гору, что иногда местные пацаны (ну, и я иногда, хотя было страшновато) и проделывали, и потом на корточках, поднимая клубы пыли с криками скатывались вниз. По тропинке в долине иногда ходили вверх на прогулку с родителями, бабушкой и дедушкой. Наверху, пройдя через поля ходили за грибами или за ягодами.
